Двойная звезда [Двойник; Дублер; Звездный двойник; Мастер перевоплощений] - Роберт Хайнлайн

— Джозеф, ты сразу собираешься включать марсианские гнезда в состав Империи?

— Что? Конечно, но только после выборов, сир.

— Перестань, ты прекрасно знаешь, что я не ожидаю от тебя этого до выборов. А разве ты забыл как выговаривается «Виллем»? Слышать «сир» из уст человека, который старше тебя на шесть лет, да еще в подобной обстановке, просто глупо.

— Хорошо, Виллем.

— Мы с тобой оба знаем, что в принципе я не должен интересоваться политикой. Но мы также знаем, что это неумно. Джозеф, ведь ты многие годы с тех пор как лишился поста, провел, пытаясь добиться того, чтобы гнезда изъявили желание войти в состав Империи. — Он указал на мой жезл. — И теперь мне кажется, что тебе удалось добиться этого. И теперь, если вы победите на выборах, ты сможешь убедить Великую Ассамблею предоставить мне право провозгласить присоединение марсиан. Так?

Я немного подумал.

— Виллем, — сказал я медленно, — вы ведь прекрасно знаете, что именно это мы и собирались сделать. И у вас видимо есть какие-то причины вновь поднимать этот вопрос.

Он поболтал виски в стакане и уставился на меня с видом зеленщика из Новой Англии, который пытается отказать одному из своих клиентов на лето:

— Вы просите моего совета. Но конституция предусматривает совершенно противоположное — это вы должны давать мне советы, а не я вам.

— Я с радостью последую вашему совету, Виллем. Но не обещаю вам, последовать ему непременно.

Он рассмеялся.

— Вы вообще чертовски редко обещаете что-нибудь. Хорошо, представим, что вы победили на выборах и стали снова премьер-министром — но с перевесом таким небольшим, что вам с большим трудом удается добиться успеха в голосовании за принятие гнезд в состав Империи. В этом случае я не посоветовал бы вам ставить на голосование вотум доверия. Если вы проиграете его, то лишитесь всего. Лучше вам постараться пробыть весь срок.

— Почему, Виллем?

— Потому что мы оба — терпеливые люди. Понимаете? — Он указал на герб. — «Воздвигаю!». Это не просто пышный девиз, не пристало королю стремиться быть пышным, его дело — сберегать, предупреждать, разнимать. С конституционной точки зрения для меня не имеет значения, удержитесь вы у власти или нет. Но для меня имеет значение единство Империи. Мне кажется, что если у вас ничего не получится с марсианским вопросом сразу же после избрания — потому что ваша политика во многих других отношениях обещает быть очень популярной. И когда вы будете обладать подлинным большинством голосов, в один прекрасный день вы явитесь ко мне и уведомите, что я могу добавить ко всем своим прочим титулам еще и титул «Императора Марса». Поэтому не торопитесь.

— Я подумаю об этом, — осторожно сказал я.

— Подумай. Кстати, как насчет системы ссылки?

— Мы собираемся отменить ее сразу же после выборов. — На этот вопрос я мог отвечать твердо, зная как Бонфорт ненавидел нынешнюю каторжную систему.

— Но на вас будут нападать за это.

— Ну и пусть. Мы наберем достаточно голосов.

— Рад слышать, что вы сохранили силу своих убеждений, Джозеф. Мне тоже никогда не импонировало то, что знамя Оранских развевается над кораблем со ссыльными. А торговлю вы собираетесь сделать полностью свободной?

— После выборов — да.

— А как вы собираетесь возместить убытки?

— Мы уверены, что после этого промышленность и торговля начнут развиваться так быстро, что это сразу же компенсирует недостачу таможенных пошлин.

— А что, если это будет не так?

Что будет, я не знал. Моя подготовка не включала в себя дискуссии на эту тему — а экономика всегда была для меня сплошной загадкой. Я улыбнулся.

— Виллем, я обязательно обращу внимание на эту проблему. Но вообще вся программа партии экспансионистов зиждется на предпосылке того, что свобода торговли, свобода перемещений, всеобщее равенство и гражданство, общая платежная система и минимум имперских законов и ограничений пойдут на благо не только подданных Империи, но и на благо самой Империи. Если вам понадобятся средства, мы их изыщем — но не с помощью раздробления Империи на мелкие округа. — Все, за исключением первой фразы было подлинно бонфортовским, только слегка приспособленным к данным условиям.

— Прибереги свои речи для избирательной компании, — проворчал он. — Я просто спросил. — Он снова взял в руки список. — Ты уверен, что эти люди — именно то, что ты хотел бы?

Я протянул руку, и он передал мне список. Проклятье, да ведь ясно как день, что Император старался иносказательно, не нарушая конституционной морали, привести меня к мысли о том, что по его мнению Браун абсолютно не годился. Но клянусь самым лучшим антрацитом ада, у меня не было абсолютно никаких оснований перекраивать список, который в поте лица составляли Родж и Билл.

С другой стороны, ведь этот список был составлен не Бонфортом. Он представлял собой то, что по их мнению составил бы Бонфорт, будь он в здравом уме.

Мне вдруг очень захотелось попросить перерыва и осведомиться у Пенни, что она думает по поводу этого Брауна.

Затем я потянулся, взял со стола ручку и вычеркнул из списка фамилию Браун, вписав вместо нее «Де ла Торре» печатными буквами. Рисковать имитировать почерк Бонфорта я еще не решался. Император только и сказал:

— Вот теперь это выглядит как приличная команда. Удачи тебе, Джозеф. Она тебе еще пригодится.

На этом аудиенция как таковая, закончилась. Я начал подумывать о том, что мне пора уносить ноги, но нельзя вот так просто уйти от короля: это одна из прерогатив, которые они сохранили. Он пожелал показать мне свою мастерскую и новую модель поезда. На мой взгляд, он как никто другой много сделал, чтобы возродить это древнее увлечение, хотя с моей точки зрения — это не занятие для взрослого человека. Но я конечно рассыпался в вежливых похвалах по адресу его нового игрушечного локомотива.

— Если бы не обстоятельства, — сказал он, вставая на четвереньки и заглядывая во внутренности игрушечного двигателя, — я бы мог стать отличным механиком, может быть даже главным, или машинистом. Но превратности высокого рождения не дали мне возможности заняться любимым делом.

— Вы что, серьезно думаете, что предпочли бы подобную работу своему нынешнему положению?

— Не знаю. То, чем я занимаюсь, тоже неплохо — все-таки король. Рабочий день недолог, а плата сравнительно хорошая — да и застрахован я вполне удовлетворительно, если не принимать во внимание возможность революции — а моя династия всегда была на них везучая. Но большая часть того, что я должен делать — скучно, с этим справился бы любой второсортный актер.